- Владимир Валентинович, сейчас, в разгар сезона кинопремий, самое время поговорить об "Оскаре". И вообще о наградах: какое значение имеют все эти "Ники", "Золотые глобусы" и "Орлы"?
- Что касается "Оскара", то, думаю, мы слишком подобострастно к нему относимся. "Оскар", как и весь голливудский кинопоток, - другая цивилизация, имеющая к нам лишь косвенное отношение. Мы же нагнетаем ажиотаж, азартно обсуждаем шансы той или иной картины. И через полгода тотально их забываем.
- Все-таки странно слышать это от оскаровского лауреата.
- Нынешний американский кинематограф разительно отличается от того, на котором я воспитывался. Сейчас это скорее шоу, что-то более близкое к эстраде, цирку, нежели к высокому искусству. Число зрительских посещений, касса - все растет, но не покидает ощущение тупиковости, даже гибельности пути, которым идет Голливуд.
- Кино относится к индустрии развлечений, а любая индустрия предусматривает некую усредненность, вал. Все-таки наш зритель возвращается сегодня в кинотеатры благодаря в первую очередь именно американскому кино.
- Радость-то пополам с печалью. Это как наркотик: сначала приятно, а потом не отвыкнешь и не вылечишься. Жалко великих актеров - Николсона, Де Ниро, - вынужденных играть каких-нибудь маловразумительных полицейских и всякий раз напяливать то парик, то очки, чтобы их герои отличались друг от друга. А в паре с ними обязательно должен сниматься негр, но его нельзя называть негром. А еще у них должен быть испаноговорящий коллега. И все уже сводится к тому, у кого выше взлетит взорванная машина, у кого круче компьютерные эффекты и кто больший бюджет освоит. Жахнул 200 миллионов - заработал миллиард.
- Что в этом плохого? Это же производство, технология.
- Да, но и 30 лет назад была технология. Картины стоили несравнимо меньше, но это были великие картины. Не думаю, что мое брюзжание связано с возрастными комплексами. Никто сегодня не может спрогнозировать, вернемся ли мы к тому прежнему кино или роковая черта уже пройдена. Возможно, нишу, в которой кино существовало раньше, займут другие искусства.
- И все-таки у американцев существует целая отлаженная киноиндустрия, в которую органично вписаны и всяческие премии. В России существует множество фестивалей и премий, а индустрии пока нет. Какое место занимают отечественные премии и награды у нас?
- Центральное, главное место. И это несправедливо. В той же Америке картины в преддверии "Оскара" прокатываются в течение года. Нередко мощный зрительский успех перевешивает даже оценки критиков. Именно так случилось с "Властелином колец". А цифры кассовых сборов на наших фильмах так исчезающе малы, что их можно не принимать во внимание. Поэтому единственной возможностью отметиться становится фестивальный приз - потом на обложке видеокассеты можно обозначить, что фильм стал лауреатом. Тенденция нездоровая, поскольку получается, что сообщество кинематографистов само себя аттестует. А оно куда больше склонно к роковым ошибкам, чем сообщество зрителей, мнение которых мы в свое время недооценивали. Есть группа интеллектуалов, берущая на себя право от имени всех судить, что хорошо, а что плохо.
- Но вы же сами входите в жюри фестивалей, имеете непосредственное отношение к распределению "Золотых орлов" и "Ник".
- При всем уважении к этим премиям нужно признать: мы все определяем на глазок, на основании личных симпатий и антипатий, не принимая во внимание такую важнейшую составляющую, как зрительский успех картины. Не хочу никого обидеть, но анкету "Золотого орла" я получил в этом году за сутки до церемонии. Нужно было срочно поставить плюсы и минусы. Успели ли обработать полученные в последний момент анкеты, сколько из них вообще не дошло до голосования - вопросы, на которые у меня нет ответа. Неплохо было бы ввести ту самую открытость и прозрачность, которую нам обещали при учреждении этой премии. Потому что результаты "Золотого орла" не внушают доверия - очень уж они напоминают итоги какого-нибудь фестиваля, где жюри, чтобы никого не обидеть, равномерно распределяет награды между всеми претендентами.
На "Нике" - свои приколы. Не знаю, как сейчас, но прежде возникали серьезные подозрения во вмешательстве руководства премии в корректировку результатов. Процедура сопровождалась чрезмерной секретностью.
- В конце концов любая премия - это ведь тоже сплошная секретность. А уж что касается вашего личного "Оскара" - секретность вдвойне. Вы ведь о собственном лауреатстве узнали, кажется, по радио.
- Да, и было это 1 апреля. "Москва слезам не верит" - мой второй фильм, всего второй. Многие осуждали меня уже за выбор сценария: кому, мол, сейчас нужны такие истории? Картина была, как сказали бы сегодня, вне мейнстрима.
- Что было мейнстримом?
- Некое авторское начало, обилие аллюзий, тонких намеков, понятных только посвященным. Неудивительно, что в "Москве..." многие артисты отказывались сниматься, звезд в картине, кроме Баталова, не было. Группа поначалу в меня не верила. Но уже в процессе работы я обнаружил, что даже черновой материал задевает людей за живое. Директор "Мосфильма" Николай Трофимович Сизов, вовсе не склонный к сантиментам, вдруг предсказал, что "Москва слезам не верит" принесет множество наград и море зрительской любви. Первые день-два проката фильм шел обычно, а на третий на него оказалось невозможно купить билет. Четыре месяца фильм не сходил с экрана двух главных московских кинотеатров - "России" и "Октября". Когда я впервые увидел очередь на Пушкинской площади, сначала решил, что попал на митинг диссидентов. Потом - что в магазине дают дефицит. Когда осознал, что люди хотят посмотреть мой фильм, испытал 20 секунд абсолютного, полного счастья.
Но этот успех не был никем санкционирован и потому приравнивался кинематографической публикой к преступлению. Были еще и мировоззренческие расхождения. Сдвинутая на политике часть общества восприняла картину чуть ли не как воспевание советского строя. Получение "Оскара" стало для этих людей оглушительной пощечиной. А сам я услышал об этом по радио. И случилось это 1 апреля. Я был невыездной. Причем устроило это не КГБ, а коллеги, написавшие два доноса по поводу моего поведения за границей. Картина каталась по миру без меня, а "Оскара" получал наш атташе по культуре, что было для страны позорно. Противно рассказывать про свои страдания, которые неотличимы от сегодняшних мук, связанных с поиском денег на новую картину. Хотя нынешние, пожалуй, посерьезнее будут.
- Увидели вы свой "Оскар" только на первой "Нике"?
- Да. Он стоял у Ермаша (председатель Госкино СССР. - "Итоги") в кабинете. Очень рад, что выхватил статуэтку на сцене и отнес домой, хотя меня предупредили, что дадут в руки и тут же отберут. Думаю, перестройку этот "Оскар" вряд ли бы пережил и скорее всего пылился бы сегодня на чьей-нибудь начальнической даче.
- "Оскар" сыграл в вашей жизни и еще одну роль: вот уже не первый год вы возглавляете российский оскаровский комитет. Как он работает?
- Несколько лет назад мы выдвинули от России фильм Сокурова "Молох" и получили от Американской киноакадемии "цигаркой в харю". Они прислали раздраженное письмо: что же вы предлагаете нам кино про Гитлера - нациста, преступника номер один? Ни черта они не поняли в этой картине! Осталась отметина - стало ясно, что смотреть фильм надо "их глазами", поскольку после нас его увидят 5 тысяч американских киноакадемиков. Но, конечно, не это самое главное.
- А что главное?
- Должна появиться картина - яркая, талантливая. Желательно еще, чтобы она была одна.
- Чтобы не возникало ситуации, когда вас только ленивый не упрекнул в том, что вы "Кукушке" Рогожкина предпочли "Дом дураков" Кончаловского?
- Именно поэтому желательно, чтобы картина была безоговорочно лучшей. Да еще и в прокате прошла успешно, что в наших условиях очень проблематично. Что ни говори, цифра в 100 миллионов зрителей, посмотревших фильм "Москва слезам не верит", действовала на американцев магически.
- Но, скажем, фильмы Гайдая, тоже собиравшего феноменальную кассу, как-то трудно представить себе в оскаровской номинации.
- Совсем по другой причине: гайдаевский юмор все-таки слишком "наш", его могут не понять люди с иной ментальностью. Другое дело, что Гайдай не представлялся на фестивалях и не получал наград. Ему даже "Нику" за заслуги не успели вручить. Для нашей киноэлиты Гайдай слыл примером пошлости и дурного вкуса, и эта чудовищная точка зрения пропагандировалась среди студентов. Поступая во ВГИК, ребята, наизусть знавшие "Бриллиантовую руку", стыдились признаться в любви к Гайдаю, Рязанову, Данелии: вдруг обвинят в отсутствии вкуса?
- Как проходят заседания оскаровского комитета? Вы садитесь рядком и вспоминаете снятые за год фильмы?
- Отборочная комиссия выдвигает какое-то количество названий. Половина из них сразу отвергается. В ситуации, когда нет бесспорного лидера, возникают дополнительные факторы: настойчивость лоббистов, политкорректность, международные награды. Два года подряд мы учитывали, что и "Дом дураков", и "Возвращение" имели призы Венецианского фестиваля, а это означало, что западный мир это кино понял и принял. Было бы глупо не обратить на это внимания.
- И все же "Возвращение" в номинацию не попало.
- Повторю: мы слишком большое значение придаем результатам "Оскара". А в них велики элементы случайности, влияние политкорректности. Даже такие авторитетные премии, как Нобелевская, несвободны от ошибок. Но писатели, ученые, не удостоенные этой премии, не стали от этого менее великими. Так и в кино. "Возвращение" уже столько всего получило, что даже немного страшно за Андрея Звягинцева - ему ведь не помирать ложиться, а вторую картину начинать.
- А чего вы вообще ждете от режиссеров, только-только входящих в большое кино? Сами вы всегда были сторонником жанрового кино. Даже свою студию назвали "Жанр". Что сейчас происходит с жанрами? Какие есть, каких не хватает?
- Думаю, не хватает хороших комедий. Их всегда не хватало. Мелодрама вся ушла в телесериалы. Но мелодрама никогда не умрет, а комедия может. Пока здесь никто не заявил о себе, как случилось в конце пятидесятых, когда одновременно пришли три равновеликих, подстегивающих друг друга комедиографа - Гайдай, Рязанов и Данелия. Комедия, особенно эксцентрическая, фарсовая - штучная работа, более трудная, чем производство фильмов-колоссов, где работа режиссера сродни работе военачальника. В комедии никакая команда не заменит режиссерского таланта. Как только он иссякнет, ничего уже не спасет. Так случилось в свое время с Гайдаем, последние фильмы которого были бледной копией его великих комедий.
- Тогда вопрос к Меньшову-режиссеру. В каком жанре вам хочется сделать следующую картину?
- Я действительно что-то начинаю, но проблемы финансирования еще не решены, и мне не хочется раньше времени говорить об этом. Мне интересны все жанры. С огромным удовольствием поработал бы с детективом. Много лет не видел ничего подобного тому, что смотрел в детстве, когда мы не знали еще иностранного слова "саспенс" и с замиранием сердца смотрели на экран в напряженном ожидании.
- А еще лет 10-15 назад "священной коровой" был так называемый авторский кинематограф.
- Для меня трагедия, когда из тысячного зала во время сеанса выйдут хотя бы один-три человека. А люди, делающие авторское кино, допускают возможность, что на их "гениальных" фильмах в зале останется три зрителя. Мой учитель Михаил Ильич Ромм еще на первых лекциях говорил, что драматургия и режиссура сводятся к умению в течение полутора часов удерживать зрителя. Я пришел в кино в очень благополучные времена. На каждого среднестатистического зрителя страны приходилось 19 посещений кинотеатра в год, кинематограф отчислял деньги на медицину и образование, а на каждый вложенный в него рубль давал 10 рублей прибыли. Естественной реакцией интеллигенции стало стремление к чему-то иному - глубокому, философскому, малопонятному. Тон новому кино задал Тарковский.
- Тарковский был гоним, его фильмы подвергались купюрам и ложились на полку. В какой-то степени это тоже работало на популярность авторского кино?
- Конечно. Все перемешалось: диссидентство, эффект запретного плода. Хотя, кстати, многие картины, о которых сегодня пишут, что их не выпускали на экраны, запрещены не были. Да, "Андрей Рублев" Тарковского вышел не в первой редакции, но фильм Иоселиани "Жил певчий дрозд" я сам смотрел в кинотеатрах и друзей посылал смотреть. И "Агонию" долго мурыжили, но в конце концов выпустили. И многие другие картины. Важно было заработать себе репутацию гонимого - ты моментально уходил из-под ударов критики. Если в фильме требовали что-то убрать, сократить, а режиссер делал это не сразу, он становился героем. В семидесятые годы все это стало похоже на сумасшествие, на самоубийство. Уже к восьмидесятым кино перестало приносить доход, выравнялось по затратам и прибыли. Последний взлет проката пришелся на 1981 год, когда почти одновременно вышли "Москва слезам не верит", "Экипаж" и "Пираты ХХ века". Чиновники Госкино рапортовали о выполнении двухгодичного плана и решили, что схватили бога за бороду. На самом деле это была агония зрительского кинематографа. Молодые люди поступали на режиссерский факультет и мечтали о славе Тарковского и Антониони. А не Чаплина, Ромма или Пырьева.
- Невеселым получается краткий курс истории отечественного кино последних десятилетий.
- Мы привели кино к этой грани в глупой уверенности, что его расцвету мешают только цензура, начальство. Между тем утратилось само представление о том, что такое зрительское кино. В широком смысле это вопрос мировоззренческий: была утрачена связь с народом. Кино стало столичным, да и в столицах существовало лишь для узкого круга. Но ведь кинематограф по самой природе своей в отличие, скажем, от театра не может существовать вне широкой публики. Так что неверно говорить, будто зрителя "отучили" от кино американцы. Сначала это сделали мы сами.
02.03.2004